Гвен успокаивала Тони, нежно опустив ее головку на подушку:
– Все в порядке, малышка, с тобой мамочка и дядя Уилли. Никому до тебя не добраться, моя девочка. Все хорошо.
Тони захотела, чтобы дядя Уилли уселся с револьвером пол окном, а мальчики легли спать на полу вокруг ее кровати. Они беспрекословно подчинились. В тишине раздалось несколько жалобных стонов девочки. Потом стихли и они.
Уилли сидел на полу под окном, пока все наконец не заснули. Тогда он перенес мальчиков по одному в их постели, а сам вновь уселся под окном – ждать рассвета.
Джейк встретился с Эткавэйджем в пятницу у Клода, чтобы пообедать. Они заказали ребрышки и шинкованную капусту. Зал набили битком, как обычно, и впервые за четыре недели в нем не было чужих, посторонних лиц. Завсегдатаи болтали и сплетничали, как в добрые старые времена. Клод был в отличной форме: напыщенный и многословный, он поторапливал своих робких и послушных клиентов, проклиная их на чем свет стоит. Он был одним из тех немногих, чья ругань и проклятия не унижают человека, а доставляют ему радость.
Эткавэйдж присутствовал на последнем слушании и в случае крайней необходимости выступил бы со свидетельскими показаниями. Но, зная о том, что банк был бы этим весьма недоволен, Джейк и не хотел вторично обращаться к другу за помощью. Всем банкирам изначально присущ какой-то инстинктивный страх перед судейскими, так что Джейк даже восхитился тем, что Эткавэйдж нашел в себе силы победить эту паранойю и прийти на слушание. Этим самым он вошел в историю как первый в округе Форд банкир, явившийся в суд – на заседание суда! – не по повестке, а сам. Джейк прямо-таки гордился своим другом.
Промчавшийся мимо них Клод на ходу свирепо бросил, что в их распоряжении ровно десять минут, так что нужно не трепать языками, а есть, есть! Покончив с последним ребрышком, Джейк вытер салфеткой рот.
– Послушай-ка, Стэн, возвращаясь к займам, мне нужны пять тысяч на девяносто дней, под мою ответственность.
– Возвращаясь? А кто же про них говорил?
– Ты начал что-то про банки...
– А мне показалось, мы клеймили позором Бакли. Я наслаждался этим!
– Тебе не стоило бы превращаться в критикана, Стэн. Приобрести эту привычку весьма нетрудно, а вот избавиться от нее почти невозможно. Она обкрадывает твою душу.
– Какой ужас! Простишь ли ты меня когда-нибудь?
– Так как насчет займа?
– О, договорились. Но зачем он тебе?
– А это имеет какое-то значение?
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Слушай, Стэн, единственное, о чем тебе стоит беспокоиться, – это смогу ли я вернуть деньги через девяносто дней или нет.
– Хорошо. Ты сможешь вернуть деньги через девяносто дней?
– Отличный вопрос, Стэн! Да, смогу.
Эткавэйдж улыбнулся:
– Хейли выжал из тебя все соки, а?
Джейк улыбнулся в ответ.
– Да, – признался он. – Трудно собраться с мыслями о чем-то другом. До суда еще чуть больше трех недель, и мне не хотелось бы в это время заниматься посторонними вещами.
– Сколько ты на этом деле заработаешь?
– Девятьсот минус десять тысяч долларов.
– Девятьсот!
– Да, ведь он не смог заложить землю, ты помнишь?
– Недорого же ты берешь.
– Конечно, если бы ты дал Карлу Ли денег под землю, мне не пришлось бы сейчас говорить с тобой о займе.
– Я все же предпочел бы ссудить именно тебе.
– Отлично. Когда я смогу получить чек?
– Да ты, похоже, в отчаянии?
– Просто знаю, сколько времени требуется вашим комиссиям по займам, аудиторам, вице-президентам, такому-то и такому-то, и в конце концов где-нибудь через месяц вице-президент этакий поставит свою подпись на нужном документе, если кассир скажет ему, что в кассе есть наличность, а дома у самого вице-президента нет разлада с женой. Уж я-то знаю методы вашей работы.
Эткавэйдж бросил взгляд на часы:
– В три часа дня тебя устроит?
– Да.
– Под твою ответственность?
Джейк вытер губы и перегнулся через стол. Голос его звучал абсолютно спокойно:
– Мой дом заложен и перезаложен, и у тебя закладная на мой автомобиль, если помнишь. Я могу выписать тебе закладную только на свою единственную дочь, но, если ты вздумаешь лишить меня права выкупа, я убью тебя. Какая ответственность, какие гарантии тебе еще нужны?
– Извини меня за этот вопрос.
– Когда я получу чек?
– В три часа.
Появившийся откуда-то Клод вновь наполнил их стаканы чаем.
– Еще пять минут, – громогласно объявил он.
– Восемь, – требовательно сказал Джейк.
– Послушайте, мистер Шишка, – с ухмылкой обратился к нему Клод, – здесь вам не зал суда, а ваш снимок в газете не стоит и двух центов. Я сказал – пять.
– Пусть так. Однако ребрышки у меня были жестковаты.
– То-то я вижу, что на тарелке ничего не осталось.
– Стоят они столько, что поневоле съешь все.
– Они обойдутся вам еще дороже, если станете жаловаться.
– Мы уходим, – предупредительно сказал Эткавэйдж, вставая и бросая на стол доллар.
Во второй половине дня в воскресенье семейство Хейли так же разместилось за столиком с зонтом, в стороне от неистовства под баскетбольным щитом. Уже установилась летняя жара, и липкий, влажный воздух стелился по самой земле, пробираясь даже в тень. Пока дети вместе с отцом в поте лица трудились над жареным цыпленком, Гвен отмахивалась от надоедливых мух. Торопливо поев, ребята побежали к качелям, которые Оззи установил совсем недавно для детишек своих подопечных.
– Что с тобой делали в Уитфилде? – поинтересовалась Гвен.
– Ничего особенного. Задавали какие-то вопросы, брали анализы. В общем, чушь всякая.