– Это худший вид убийств.
– Какие же есть еще?
– Их всего три: неумышленное, рецидивное и умышленное убийство.
– Что дают за неумышленное?
– Двадцать лет.
– А за рецидивное?
– От двадцати до пожизненного заключения.
– Умышленное?
– Газовая камера.
– За нападение на полицейского с причинением телесных повреждений?
– Пожизненное без права на амнистию.
Карл Ли внимательно изучал обвинительное заключение.
– Другими словами, мне грозят две газовых камеры, а после них еще и пожизненное.
– Не торопись. Сначала все-таки будет суд. Который, между прочим, назначен на двадцать второе июля.
– Через два месяца! Почему так долго?
– Нам необходимо время. Его потребуется немало, чтобы найти психиатра, готового показать, что в тот момент ты был не в себе. После этого Бакли пошлет тебя в Уайтфилд на медицинское освидетельствование врачами обвинения, и все они в один голос заявят, что в момент совершения преступления ты был совершенно нормален. Мы заявим протест, Бакли заявит встречный, предстоит целый ряд слушаний. На все это нужно время.
– А раньше никак нельзя?
– А раньше нам и не требуется.
– А если мне требуется?
Джейк внимательно посмотрел на него:
– В чем дело, парень?
– Мне нужно выбираться отсюда, и побыстрее.
– А мне показалось, что ты говорил, будто в тюрьме тебе не так уж и плохо.
– Я и не отказываюсь от своих слов, только мне нужно домой. У Гвен нет денег, и работу она найти не может. У Лес-тера свои проблемы с женой. Она звонит ему ежедневно, так что надолго он здесь не останется. Ненавижу просить родственников о помощи.
– Но ведь они же тебе не откажут, не так ли?
– Некоторые из них. У каждого свои проблемы. Ты должен вытащить меня отсюда, Джейк.
– Вот что, обвинение тебе официально предъявят завтра утром, в девять. Суд состоится двадцать второго июля, это окончательная дата, ни о каких переносах и не помышляй. Я уже объяснял тебе, что такое предъявление?
Карл Ли покачал головой.
– Это не займет и двадцати минут. Мы с тобой войдем в зал заседаний, там будет сидеть Нуз. Он задаст несколько вопросов тебе и несколько вопросов мне. Затем он вслух зачитает предъявленное тебе обвинение и поинтересуется, вручили ли тебе его копию. Затем он спросит тебя, признаешь ли ты себя виновным. Ты ответишь ему, что нет, не признаешь, и он назначит дату суда. Ты сядешь на свое место, а мы с Бакли сцепимся по вопросу освобождения тебя под залог. Нуз откажется определить сумму залога, тебя привезут сюда, в тюрьму, где ты и останешься до суда.
– А после суда?
Джейк улыбнулся:
– Нет, после суда тебя здесь не будет.
– Обещаешь?
– Нет. Никаких обещаний. О завтрашнем дне у тебя есть вопросы?
– Нет. Скажи, Джейк, сколько я тебе заплатил?
Джейк заколебался, почувствовав, что вопрос был задан неспроста.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я просто размышляю.
– Девятьсот долларов плюс расписка.
У Гвен было меньше сотни долларов. Нужно было платить по счетам, с продуктами дома обстояло неважно. В воскресенье она приходила в тюрьму и проплакала целый час. Паника, в которой она находилась, была составной частью ее жизни, была ее натурой. Карлу Ли, несмотря на это, и так было ясно, что семья находится на грани, что жена никогда еще не пребывала в таком страхе. От ее родственников особой помощи ждать не приходится – так, кое-какие овощи с собственного огорода да несколько долларов на молоко и яйца. Когда речь заходила о похоронах или пребывании в больнице, они чувствовали себя почти беспомощными. Вот в отношении эмоций они умели быть щедрыми: готовы стонать, плакать и выставлять напоказ свои чувства часами. Но стоило только упомянуть о деньгах, как они тут же бросались в стороны, как цыплята от кошки. Ничего не ждал Карл Ли от ее родственников, да и от своих не больше.
Он уже решился было попросить у Джейка взаймы сто долларов, но тут же подумал, что лучше дождаться того момента, когда Гвен совсем упадет духом. Тогда это будет проще.
Листая бумаги, Джейк ждал, когда Карл Ли попросит у него денег. Клиенты по уголовным делам, особенно чернокожие, всегда после уплаты гонорара просили вернуть им часть средств. Джейк сомневался в том, что, кроме девятисот долларов, ему удастся получить от своего подзащитного еще хоть что-то, и поэтому он не собирался возвращать Хейли ни доллара. К тому же черные привыкли сами заботиться о себе. Помогут родственники, подключат церковную общину. Ничего, с голоду не умрут.
Он подождал, а затем засунул папку и блокнот в кейс.
– Еще что-нибудь, Карл Ли?
– Да, что я могу сказать завтра?
– А что ты хочешь сказать?
– Я хочу объяснить судье, почему я пристрелил тех парней. Они же надругались над моей дочкой. Их нужно было убить.
– Именно это ты и хочешь сказать завтра судье?
– Да.
– И ты рассчитываешь, что, после того как выслушает тебя, он отпустит тебя на волю?
Карл Ли ничего не ответил.
– Послушай, Карл Ли, ты нанял меня в качестве своего адвоката. И ты сделал это потому, что верил мне как профессионалу, так? И если мне понадобится, чтобы ты завтра что-то говорил, я попрошу тебя об этом. Если же не попрошу – сиди и молчи. Когда в июле ты придешь в суд, тебе представится возможность сказать все, что ты сочтешь нужным. Но до этого времени говорить буду я.
– Ты прав.
Посадив мальчиков и Тони в красный «кадиллак», Лестер и Гвен направились к врачу, жившему в доме по соседству с больницей. Несчастье случилось с Тони две недели назад. Девочка немного прихрамывала, а ей хотелось бегать и носиться по ступенькам лестниц вместе с братьями. Но мать строго следила, чтобы она этого не делала. Боль в ногах и ягодицах почти прошла, повязки с кистей и лодыжек врач снял еще неделю назад, раны быстро заживали. Однако тампоны и марлю с внутренней стороны бедер убирать было еще рано.