– Конечно, – ответил ему Пейт.
Тим Нанли, механик из конторы «Шевроле», бывший клиент Джейка Брайгенса и завсегдатай кафе, сидел на диване в лесной хижине и потягивал пиво, прислушиваясь к своим собратьям-куклуксклановцам, которые пьяными голосами на чем свет стоит ругали черномазых. Временами он тоже вставлял крепкое словцо. Уже в течение двух вечеров он замечал, что люди вокруг него о чем-то шепчутся – значит, что-то готовилось. Тим внимательно слушал.
Приподнявшись, он потянулся за новой банкой. В этот момент на него набросились трое. Нанли прижали к стене, начали безжалостно избивать руками и ногами. Затем его связали, вбили в рот кляп, выволокли наружу и потащили через дорогу на поляну, ту самую, где принимали в члены священного братства. После того как Тима привязали, содрав одежду, к столбу, был зажжен крест. Охотничьим хлыстом его стегали по спине, плечам, рукам и ногам до тех пор, пока они не превратились в сплошное кровавое месиво.
Стоявшие вокруг человек двадцать куклуксклановцев с ужасом наблюдали за тем, как столб и самого Тима окатили из ведра керосином. Перед привязанным встал человек с хлыстом в руках. Выдержав долгую, бесконечную паузу, он зачитал смертный приговор и бросил спичку.
Микки-Маус замолчал навсегда.
Сняв церемониальные одежды, они разъехались по домам. Большинство из них никогда больше не вернутся в округ Форд.
Среда. Первый раз за неделю Джейк проспал более восьми часов. Заснул он на диване у себя в кабинете, а проснулся в пять утра от раздававшихся из лагеря национальных гвардейцев звуков, готовя себя к самому худшему. Он чувствовал себя отдохнувшим, однако мысль о том, что сегодняшний день станет, видимо, самым большим днем в его жизни, напомнила Джейку, что нервы у него все-таки на пределе. Спустившись вниз, он принял душ, побрился, проглотил две таблетки купленного накануне в аптеке транквилизатора. Затем облачился в лучший костюм Стэна Эткавэйджа: темно-синий, чуточку коротковатый и чуточку просторный, но вполне подходящий для той ситуации, в которой находился Джейк. Тут у него перед глазами встал сгоревший дом, потом Карла – и внезапно он почувствовал ужасную слабость. Овладев собой, он побежал за газетами.
С первых страниц всех трех изданий на него смотрел Карл Ли: стоя на балконе с Тони, он махал рукой многотысячной толпе. Про дом Джейка не упоминалось ни словом. Напряжение спало, внезапно Джейк почувствовал голод.
Делл заключила его в объятия – так мать обнимает свое дитя. Она сняла фартучек и уселась напротив Джейка в угловой кабинке. Входившие в кафе завсегдатаи задерживались на минуту у столика, чтобы дружески похлопать Джейка по спине. Люди были рады видеть его вновь. По нему соскучились, за него переживали. Выглядит он изможденным, сказала Делл, так что Джейку пришлось заказать почти все, что было в меню.
– Скажи-ка, Джейк, толпа черных сегодня опять будет здесь? – спросил у него Берт Вест.
– Возможно, – проговорил Джейк, расправляясь с блинчиками.
– Я слышал, сегодня их понаедет еще больше, – поддержал соседа Энди Ренник. – Все радиостанции черномазых призывают их с самого утра ринуться в Клэнтон.
«Тем лучше», – подумал Джейк, добавляя томатный соус в яичницу.
– И присяжные слышат их вопли? – задал новый вопрос Берт.
– Само собой. Стала бы в противном случае толпа так орать. Да и выбрали в присяжные не глухих.
– Это должно действовать им на нервы.
Джейк искренне надеялся на то, что так оно и есть.
– Как твоя семья? – негромко спросила Делл.
– Думаю, у них все нормально. Я звоню Карле каждый вечер.
– Она напугана?
– Просто в ужасе.
– Какие-нибудь еще выходки по отношению к тебе были?
– С утра воскресенья ничего.
– Карла знает?
Прожевав, Джейк покачал головой. Делл смотрела на него с сочувствием.
– Я очень на это надеюсь. Бедный ты, бедный.
– Я в полном порядке. О чем у вас тут говорят?
– Вчера мы закрылись в обед. На улице было так много народу, мы опасались беспорядков. Да и сейчас мы готовы прекратить работу в любую минуту. Джейк, что будет, если его осудят?
– Может что-нибудь начаться.
Он просидел там еще час, отвечая на разные вопросы. Когда в кафе стали заходить чужаки, он извинился и вышел.
Делать было нечего – только ждать. Он сидел на балконе, пил кофе, курил и наблюдал за гвардейцами. В голове лениво шевелились мысли о бывших клиентах, об уютном офисе с секретаршей и очередью записавшихся на прием. О деловых звонках, о вызовах в тюрьму. О таких простых и таких важных вещах, как семья, дом, церковь по воскресеньям. Как ему всего этого не хватало!
Первый автобус с чернокожими прибыл в половине восьмого и на подъезде к площади был остановлен солдатами. Дверцы раскрылись, и на лужайку хлынул показавшийся бесконечным поток людей с раскладными столиками, стульями и корзинками в руках. Примерно час Джейк выдувал дым в знойный воздух, с удовлетворением глядя на то, как площадь постепенно заполнялась шумной, но безобидной темноликой массой. Мелькали сутаны или строгие костюмы священников, отдававших распоряжения и страстно убеждавших Оззи и полковника в том, что люди вовсе не стремятся устраивать какие-либо беспорядки. Оззи и сам это видел. Полковник нервничал. К девяти часам все близлежащие улицы были плотно забиты приехавшими. Кто-то издалека заметил продвигавшийся к площади автобус с присяжными. «Едут!» – прокричал преподобный Эйджи в свой рупор. Толпа подалась к перекрестку Джексон-стрит и Куинси, где солдаты вместе с полицией сдерживали ее напор, давая автобусу возможность подъехать к задним дверям здания.