Он редко спал более трех часов в сутки. Нелегко выспаться, имея тридцать одного клиента, каждый из которых живет в ожидании исполнения приговора. Плюс семнадцать человек, судебные процессы которых еще впереди. Плюс восемь себялюбивых адвокатов, его подчиненных, за которыми нужен глаз да глаз. В тридцать лет Норман выглядел на все сорок пять. Он состарился, стал нервным и неуживчивым. При нормальном раскладе он в настоящее время был бы слишком занят, чтобы мчаться на собрание каких-то черных священников в Клэнтон – где-то в Миссисипи. Но уж больно необычным стало это дело. Дело Хейли-мстителя. Отца, движимого страстью восстановить справедливость. На сегодняшний день этот случай являлся самым громким уголовным делом в стране. Тем более что все произошло в Миссисипи, где в течение многих лет белые убивали черных по любому поводу, а то и вовсе без него, и это никого не волновало, где белые насиловали черных, и это считалось спортом, где черных вешали за то, что они пытались оказать сопротивление. И вот вдруг чернокожий убивает двух белых парней, которые изнасиловали его дочь, и ему грозит смерть в газовой камере за то, что тридцать лет назад прошло бы вовсе незамеченным, окажись на его месте белый человек. Вот каким было это дело – его дело, и он горел желанием заняться им немедленно.
В понедельник преподобный Эйджи представил Нормана Рейнфилда церковному совету. Заседание началось с того, что Олли подробно и длинно поведал собравшимся о деятельности вновь созданного фонда на территории округа Форд. Рейнфилд говорил намного короче. Он и его люди пока не в состоянии представлять интересы мистера Хейли, поскольку мистер Хейли еще не нанял их, поэтому необходима их скорейшая встреча. Желательно сегодня. В крайнем случае завтра утром, ведь у него уже взят билет на самолет, вылетающий после обеда из Мемфиса. Дело в том, что требуется его присутствие на судебном процессе в Джорджии. Преподобный Эйджи обещал Норману устроить встречу с Хейли в самое короткое время. Это вполне возможно, поскольку Эйджи и местный шериф – друзья. Отлично, заметил Норман, действуйте же.
– Сколько вы собрали денег? – спросил он присутствующих.
– Ваши люди передали нам пятнадцать тысяч, – ответил святой отец.
– Это мне известно. А вы сами, здесь?
– Шесть тысяч, – с гордостью сказал Эйджи.
– Шесть тысяч! И это все? Я считал, что вы более организованны. Где же ваша местная поддержка, о которой вы успели поднять такой большой шум? Шесть тысяч! Сколько еще вы сможете собрать? В нашем распоряжении всего три недели.
Члены совета хранили молчание. Похоже, у этого еврея крепкие нервы. Единственный белый во всей команде, и настроен он весьма решительно.
– А сколько еще понадобится? – робко спросил Эйджи.
– Это зависит, досточтимый, от того, насколько хорошая защита вам нужна для мистера Хейли. В моей команде восемь адвокатов. Пятеро в настоящий момент заняты. Сейчас мы работаем по тридцати одному делу об убийстве, процессы находятся в различных стадиях. В течение ближайших пяти месяцев нам предстоят еще семнадцать судебных разбирательств в десяти штатах. Еженедельно мы получаем не менее десятка запросов от потенциальных клиентов, и каждым восьми из десяти мы вынуждены отказывать из-за отсутствия специалистов или недостатка денег. Для мистера Хейли пятнадцать тысяч были предоставлены нашей штаб-квартирой и представителями двух местных отделений ассоциации. А теперь вы мне заявляете, что здесь вам удалось собрать всего шесть тысяч. В общей сложности это дает нам сумму в двадцать одну тысячу. За такие деньги вы получите лучшую защиту, какую мы только сможем вам предоставить. Два адвоката и психиатр, но ничего сверх этого. Двадцать одна тысяча означает очень хорошую защиту, но это не совсем то, о чем я думал.
– О чем же именно вы думали?
– О первоклассной защите. Три или четыре адвоката. Целый взвод психиатров. Полдюжины следователей. Психоаналитик – понаблюдать за членами жюри, прощупать хотя бы нескольких. Это вам не какой-нибудь заурядный процесс. Я намерен выиграть его. И ехал я сюда с уверенностью, что того же хотите и вы.
– Сколько? – спросил его Эйджи.
– Минимум пятьдесят тысяч. Лучше сто.
– Послушайте, мистер Рейнфилд, вы находитесь в Миссисипи. У нас тут люди небогаты. Они и так уже были достаточно щедрыми, но сейчас и речи идти не может о том, чтобы собрать еще тридцать тысяч.
Норман поправил очки в металлической оправе, почесал свою седеющую бородку.
– Какая сумма вам по плечу?
– Может, еще тысяч пять.
– Не так-то это много.
– Для вас, но не для жителей округа Форд.
Глядя в пол, Рейнфилд продолжал чесать бороду.
– Сколько вы получили от мемфисского отделения?
– Пять тысяч, – ответил священник из Мемфиса.
– Из Атланты?
– Пять тысяч.
– А от своего штата?
– Какого своего?
– От Миссисипи.
– Ничего.
– Ничего?
– Ничего.
– Почему же?
– Спросите у него. – Эйджи указал на преподобного Генри Хиллмана, председателя отделения ассоциации.
– Э-э... мы заняты сейчас сбором средств, – слабым голосом проговорил Хиллман. – Но...
– И сколько же вы уже собрали? – задал ему вопрос Эйджи.
– Н-ну, мы э-э... собрали...
– Ничего вы не собрали, так ведь? Вы ни гроша не собрали, правда, Хиллман? – громко спросил Эйджи.
– Ну же, Хиллман, скажите нам сколько, – как эхо прозвучали слова преподобного Рузвельта, вице-председателя совета.
Казалось, Хиллман потерял всякую способность слышать и говорить. Он спокойно, без всякого движения сидел в первом ряду кресел в каком-то полусонном состоянии. И вдруг он, почувствовав себя объектом всеобщего внимания, пробудился от своей спячки: